Армии варваров не начинали боя, если встречались возле священных рощ или в праздники наподобие Йоля или Солеви – боги обидятся. Предложить, равно и принять мир перед поединком тоже допускалось, но при строго определенных условиях… Нельзя ведь допустить, что Беовульф чтит убийцу-тролля как прославленного воителя, почтенного жреца или старейшину – это решительно невозможно!

Грендель словам гаута не внял, пускай даны и утверждали, будто чудовище мыслит и умеет говорить подобно человеку, пускай речь его неразборчива и груба. Напротив, он снова ударил и снова промахнулся – черные когти оставили на камне четыре глубокие борозды.

Четырежды повторять не велит закон. Беовульф выхватил меч, попутно сорвав с ремешков и отбросив ножны, они будут только мешать. Лезвие Хрунтинга полыхнуло яркой серебряной полосой, отразив звездный свет.

Грендель при желании мог передвигаться со стремительностью лесного кота – тролль лишь выглядел неповоротливым и неуклюжим. Однако сейчас он медлил, почуяв, что происходит нечто необычное. Во-первых, раньше Грендель нападал сам, охотился на людей словно обычный хищник, никогда не вступая в благородное единоборство. Да и кто из смертных мог противостоять ему в поединке? Во-вторых, тролль почувствовал волшебство – волшебство скрытое, но куда более сильное, чем дарованное Гренделю по рождению. И в-третьих, его беспокоил странный ветер с моря…

Может быть, действительно уйти, скрыться, спрятаться?

Застарелая ненависть оказалась сильнее.

Беовульф недаром заслужил право стать военным вождем Народа Тумана. Он и прежде сталкивался с чудовищами, галиуруннами и существами, являвшимися в Мидгард из иных, незнаемых мест, о существовании которых даже боги не подозревают.

Побеждал Беовульф неизменно, являя редкую ловкость, исключительное упорство и смелость, никогда не переходящую в безрассудство. Даже пребывая в Священной Ярости, гаут оставался хладнокровен – его разум не застилал кровавый туман.

Грендель велик, быстр и очень силен. Его когти и зубы смертоносны, тролль может убить человека одним движением, затоптать, обездвижить и лишить воли колдовством. Следовательно, действовать надо молниеносно – нанести единственный точный удар! Ни в коем случае не подпускать чудовище близко, задавит! Но как это сделать? Грендель в одном прыжке способен преодолеть два-три десятка шагов!

Сторонним наблюдателям показалось, что схватка продолжалась лишь краткий миг. Грендель свел лапы, пытаясь расплющить человека между своими огромными ладонями, Беовульф оттолкнулся обеими ногами, падая на спину и одновременно бросая меч, словно обычный кинжал.

Хрунтинг единожды перевернулся в морозном воздухе, лезвие ударило в левую лапу Гренделя немногим выше локтя и полностью отсекло ее. Было слышно, как меч звякнул, упав на камни.

– Быть не может, – выдохнул Северин. – Никто не мог пробить шкуру тролля! Никогда!

Грендель покачнулся, издал резкий стрекочущий звук, схватился правой ладонью за обрубок, пытаясь сжать его и остановить хлынувшую кровь, дымящуюся на предутреннем морозце. Завыл, закружился на месте, брызгая на землю кровавыми каплями.

И бросился бежать прочь, спотыкаясь и стоная.

Над побережьем разнесся исступленный, тяжкий рык, не принадлежавший Гренделю – что-то огромное и лютое бесновалось в скалах над песчаной полосой, отделявшей Даннмёрк от волн Германского моря.

– Он не вернется. – Беовульф заметил людей, вышедших к «божьему столбу» со стороны кузни. – По крайней мере, не этой ночью.

– Ты не убил его, – сурово бросил Хенгест. – Значит…

– Ничего это не значит. – Беовульф поднял Хрунтинг, зачем-то понюхал лезвие и протер его сорванным пучком сухой травы. – Что стоите, бестолочи?! Поднимайте людей, зовите всех – иначе Олений зал…

– …Пусть Олений зал, золотой Хеорот уйдет в прошлое, – раздался знакомый женский голос. Никто не заметил появления конунгин в окружении всех восьмерых вальхов. Выходит, она следила за битвой. – Как и Грендель… Я построю новый бург. Теперь мы поселимся в другом месте, чтобы забыть Проклятие Хродгара. Отойдите, незачем спасать то, что давно мертво. Очищающее пламя избавит эту землю от памяти о позорном прошлом.

– Но там же остался Хродгар! – шагнул вперед епископ. Раздуваемый ветром огонь на крыше Оленьего зала распространялся с неимоверной быстротой. – И конунг еще жив! Северин, за мной! Поможешь!..

– Нет! – Дорогу Ремигию заступил Ариовист. – Не вмешивайся в дела рода Вальхтеов, жрец. Нельзя.

– Я сама. – Конунгин отстранила Ариовиста, быстро взошла на крыльцо. Жестом запретила вальхам идти вслед. Кратко взглянула на Ремигия: – Я благодарна тебе, но это действительно не твоя забота, ромейский годи – только моя…

– Она там погибнет, – убежденно сказал Северин, наблюдая, как над Хеоротом вздымается ревущий огненный вихрь. Пришлось отойти от дома к «божьему столбу», палило нещадно.

– Не лезь, – огрызнулся Хенгест. – Судьба решит!

Судьба и решила.

Вальхтеов появилась на всходе, степенно спустилась по деревянным ступеням, не обращая внимания на сыплющиеся искры и волны жара, подошла к гостям, данникам и родичам. Объявила ровным голосом:

– Конунг Хродгар, сын Хальвдана из Скёльдунгов умер, как и положено мужчине – я сама вложила меч в его руку. Как и было обещано прежде, военным вождем отныне будет Хродульф, сын Виглафа. Помогать ему станет Унферт, сын Эгглафа. Я же, как вдова конунга, пригляжу за тем, чтобы разоренное злобным троллем хозяйство возродилось и никто из родичей, ближних, воинов и их семей не остался голодным и чтобы у каждого было теплое жилище…

Последняя фраза ясно давала понять: настоящей хозяйкой останется Вальхтеов. До времени, пока Хродульф не повзрослеет и не сможет править единолично.

– Тризны не будет, – продолжила конунгин. – Хеорот – лучший погребальный костер, о каком может мечтать любой властитель, особенно такой как… как Хродгар. С Оленьим залом падет и проклятие… Я благодарна тебе, Беовульф, сын Эггтеова, из племени Людей Тумана. Хродульф вознаградит тебе завтра.